Алексей Галкин. "Гололёд" Стихи. Читает автор.
Гололёд Гололёд. Тормоза захлебнулись надрывно от смеха, И завыли сирены, голодными псами, навзрыд, И душа отделилась от бренного тела, как ветка, Топором отделённая от корневищ вековых. Гололёд. И дублёнка, как рыжее летнее чудо, И как солнце, кудряшки в кругу ярко-алой зари, И смеялось то тело когда-то, влюблялось как-будто, И дарило надежду тому, кто устал и затих. А сегодня оно поменялось с уставшим ролями, Кто устал, отдышавшись, отправится дальше в поход, И, возможно, дойдёт и сыграет ноктюрн на рояле, Насмешив и Шопена, и в сердце своём гололёд: Как он может играть, чем творить, коль с гармонией в ссоре? Удивить, не способен, ползущий по льду, Агасфер, Лишь надежда на чудо Второго пришествия вскоре Укрепляет в нём дух и изысканность внешних манер. Так ему и ползти: день за днём, год и век, по пустыне Ледяной, горделивой, безжизненной, как в зеркалах, Отражающей ночь. А кругом, только, запах полыни, А в дали рыжий свет, а в груди только боль, только страх. Он припал бы к кресту. Нет креста! Только в небе высоко Светлый Лик и кудряшки в цвет лета, да кто-то поёт Заунывную тему бродяги байкальских широт, но Тот бежал на свободу, а этот на плаху ползёт. И заплакал уставший, и слёзы, примёрзшие к векам, Просветлили глаза, постаревший от скупости рот… Улыбнулся чудак: «Всё мираж! Всё тупая потеха!», А виновен во всём – гололёд.
Гололёд Гололёд. Тормоза захлебнулись надрывно от смеха, И завыли сирены, голодными псами, навзрыд, И душа отделилась от бренного тела, как ветка, Топором отделённая от корневищ вековых. Гололёд. И дублёнка, как рыжее летнее чудо, И как солнце, кудряшки в кругу ярко-алой зари, И смеялось то тело когда-то, влюблялось как-будто, И дарило надежду тому, кто устал и затих. А сегодня оно поменялось с уставшим ролями, Кто устал, отдышавшись, отправится дальше в поход, И, возможно, дойдёт и сыграет ноктюрн на рояле, Насмешив и Шопена, и в сердце своём гололёд: Как он может играть, чем творить, коль с гармонией в ссоре? Удивить, не способен, ползущий по льду, Агасфер, Лишь надежда на чудо Второго пришествия вскоре Укрепляет в нём дух и изысканность внешних манер. Так ему и ползти: день за днём, год и век, по пустыне Ледяной, горделивой, безжизненной, как в зеркалах, Отражающей ночь. А кругом, только, запах полыни, А в дали рыжий свет, а в груди только боль, только страх. Он припал бы к кресту. Нет креста! Только в небе высоко Светлый Лик и кудряшки в цвет лета, да кто-то поёт Заунывную тему бродяги байкальских широт, но Тот бежал на свободу, а этот на плаху ползёт. И заплакал уставший, и слёзы, примёрзшие к векам, Просветлили глаза, постаревший от скупости рот… Улыбнулся чудак: «Всё мираж! Всё тупая потеха!», А виновен во всём – гололёд.