Братья Баньяти: П. И. Чайковский, Сюита из балета "Щелкунчик" - "Марш" и "Танец феи Драже"
Исполнители: Братья Баньяти Зал: Большой Зал Московской Консерватории Съемки: Телевидение Московской Консерватории https://rutube.ru/video/person/24145059/ Балет «Щелкунчик» — последняя балетная партитура Чайковского, созданная по сказке Гофмана в переложении Дюма-отца. Работа над музыкой велась в 1891–1892 годах, и уже в марте 1892 года композитор составил из балета отдельную сюиту. Именно она первой появилась на сцене: концертная премьера Сюиты ор. 71a состоялась 19 марта 1892 года в Санкт-Петербурге, мгновенно покорив слушателей. Лишь позже, в конце того же года, музыка обрела свою театральную судьбу: 17 (29) декабря 1892 года в Мариинском театре прошла премьера балета «Щелкунчик». В этих страницах — мир детства и рождественской мечты, соединённый с редкой для балетной музыки глубиной звука и тонкостью красок. Чайковский создаёт пространство, где реальность незаметно переходит в волшебство, а торжественность — в хрупкое мерцание фантазии. «Марш» — это не военная демонстрация силы, а изящный парад игрушек, торжество детской комнаты, где фигуры из оловянных коробок неожиданно обретают достоинство и характер. Музыка идёт лёгкой и чёткой поступью, будто шаг маленьких солдатиков, приподнятых, но нисколько не грозных. Пунктирный ритм, блеск деревянных духовых, ясные фанфарные реплики медных и тонко акцентированные струнные создают ощущение праздничного порядка, выправки и светлой гордости. В средней части будто появляется тень лирического вздоха, короткое, почти робкое отклонение в сторону мечты, — но затем процессия вновь собирается, возвращается к сияющему строю и уходит вперёд, оставляя ощущение детской серьёзности, трогательной и искренней. Контрастом к этому ясному, «земному» миру звучит «Танец феи Драже» — одно из самых эфирных чудес, рожденных воображением композитора. Здесь впервые в русской музыке появляется инструмент, ставший её символом, — челеста. Чайковский услышал его во Франции и увидел в нём идеальный голос сказки: звук словно рождался из воздуха, из световой пыли, из мороза на стекле. Мелодия феи тонка, почти невесома, как дыхание в зимнем воздухе, а прозрачная оркестровка будто окружает её мягкой бархатной тенью, чтобы сияние инструмента казалось ещё чище и чище. Струнные звучат приглушённо, как если бы их касались кончиками пальцев, деревянные духовые вырисовывают тончайшие линии, и вся ткань музыки становится драгоценной, хрупкой, словно выгравированной на хрустале. Эпизод тепла в середине миниатюры похож на едва заметную улыбку, на тихое приближение волшебного существа, которое на мгновение склоняется ближе, чтобы прошептать тайну, — и вновь растворяется в мерцании. В этих двух номерах, соседствующих в сюите, — два полюса «Щелкунчика»: ясная детская торжественность и почти неземная утончённость сказки. Чайковский дарит слушателю ощущение праздника, где марш игрушек и танец феи живут рядом, дополняя друг друга и создавая тот самый мир, в котором музыка учит нас заново верить в чудо — светлое, прозрачное и бесконечно человечное.
Исполнители: Братья Баньяти Зал: Большой Зал Московской Консерватории Съемки: Телевидение Московской Консерватории https://rutube.ru/video/person/24145059/ Балет «Щелкунчик» — последняя балетная партитура Чайковского, созданная по сказке Гофмана в переложении Дюма-отца. Работа над музыкой велась в 1891–1892 годах, и уже в марте 1892 года композитор составил из балета отдельную сюиту. Именно она первой появилась на сцене: концертная премьера Сюиты ор. 71a состоялась 19 марта 1892 года в Санкт-Петербурге, мгновенно покорив слушателей. Лишь позже, в конце того же года, музыка обрела свою театральную судьбу: 17 (29) декабря 1892 года в Мариинском театре прошла премьера балета «Щелкунчик». В этих страницах — мир детства и рождественской мечты, соединённый с редкой для балетной музыки глубиной звука и тонкостью красок. Чайковский создаёт пространство, где реальность незаметно переходит в волшебство, а торжественность — в хрупкое мерцание фантазии. «Марш» — это не военная демонстрация силы, а изящный парад игрушек, торжество детской комнаты, где фигуры из оловянных коробок неожиданно обретают достоинство и характер. Музыка идёт лёгкой и чёткой поступью, будто шаг маленьких солдатиков, приподнятых, но нисколько не грозных. Пунктирный ритм, блеск деревянных духовых, ясные фанфарные реплики медных и тонко акцентированные струнные создают ощущение праздничного порядка, выправки и светлой гордости. В средней части будто появляется тень лирического вздоха, короткое, почти робкое отклонение в сторону мечты, — но затем процессия вновь собирается, возвращается к сияющему строю и уходит вперёд, оставляя ощущение детской серьёзности, трогательной и искренней. Контрастом к этому ясному, «земному» миру звучит «Танец феи Драже» — одно из самых эфирных чудес, рожденных воображением композитора. Здесь впервые в русской музыке появляется инструмент, ставший её символом, — челеста. Чайковский услышал его во Франции и увидел в нём идеальный голос сказки: звук словно рождался из воздуха, из световой пыли, из мороза на стекле. Мелодия феи тонка, почти невесома, как дыхание в зимнем воздухе, а прозрачная оркестровка будто окружает её мягкой бархатной тенью, чтобы сияние инструмента казалось ещё чище и чище. Струнные звучат приглушённо, как если бы их касались кончиками пальцев, деревянные духовые вырисовывают тончайшие линии, и вся ткань музыки становится драгоценной, хрупкой, словно выгравированной на хрустале. Эпизод тепла в середине миниатюры похож на едва заметную улыбку, на тихое приближение волшебного существа, которое на мгновение склоняется ближе, чтобы прошептать тайну, — и вновь растворяется в мерцании. В этих двух номерах, соседствующих в сюите, — два полюса «Щелкунчика»: ясная детская торжественность и почти неземная утончённость сказки. Чайковский дарит слушателю ощущение праздника, где марш игрушек и танец феи живут рядом, дополняя друг друга и создавая тот самый мир, в котором музыка учит нас заново верить в чудо — светлое, прозрачное и бесконечно человечное.