200-й. Исповедь
«200-й. Исповедь». О чём нельзя молчать… Сегодня делюсь с вами новой песней – на стихи автора, которого я пока и сам не знаю. Был в Донецке, встретил однополчанина. Он передал мне исписанный листок – текст с линии боевого соприкосновения. Говорит, что парень из штурмовиков написал стихи и очень хотел, чтобы я их спел. Когда я прочел текст, я не смог отказать. Песня – о боли, которую даже убитые испытывают, не говоря уже о тех, кто находится на так называемой «ЛБС». «Трёхсотых», то есть раненых вытаскивают под огнём, рискуя жизнью. Потому что так положено: сам погибай, но товарища выручай. А вот за «двухсотыми», то есть за убитыми, идти в современных реалиях боевых действий зачастую смерти подобно. Беспилотники дежурят круглосуточно. Обстрелы не прекращаются. Каждый шаг – под прицелом. И вот здесь начинается та самая беда: эвакуировать тело погибшего товарища, чтобы вернуть его близким – это риск, который уже никого не спасёт. Только подставит под огонь тех, кто ещё жив. Но и оставлять их там – беда и боль. Но это же не абстрактные «двухсотые». Это те, с кем вместе служил. С кем делил последний сухпай. Кому доверял жизнь. С кем говорил о самом важном там, на грани. И вот они лежат – а ты не можешь их забрать. Даже если они в зоне видимости. Даже если в каких-то десяти шагах… И всё же ты не можешь вернуть тела погибших домой, матерям, жёнам, детям. Потому что выйти за ними – значит с большой вероятностью погибнуть самому или обречь на смерть ещё кого-то. Парень написал об этом. О долге, который крепче брони. О том, что каждый поклялся вернуться – и каждого обещали вернуть. О боли выбора между долгом перед погибшим братом и ответственностью перед живыми. Автора стихов пока найти не могу – обещают помочь, но пока безрезультатно. Надеюсь, он жив и здоров. Когда удастся установить авторство, обязательно укажу его имя. А пока – выношу на ваш суд. Потому что есть вещи, которыми нельзя не поделиться.
«200-й. Исповедь». О чём нельзя молчать… Сегодня делюсь с вами новой песней – на стихи автора, которого я пока и сам не знаю. Был в Донецке, встретил однополчанина. Он передал мне исписанный листок – текст с линии боевого соприкосновения. Говорит, что парень из штурмовиков написал стихи и очень хотел, чтобы я их спел. Когда я прочел текст, я не смог отказать. Песня – о боли, которую даже убитые испытывают, не говоря уже о тех, кто находится на так называемой «ЛБС». «Трёхсотых», то есть раненых вытаскивают под огнём, рискуя жизнью. Потому что так положено: сам погибай, но товарища выручай. А вот за «двухсотыми», то есть за убитыми, идти в современных реалиях боевых действий зачастую смерти подобно. Беспилотники дежурят круглосуточно. Обстрелы не прекращаются. Каждый шаг – под прицелом. И вот здесь начинается та самая беда: эвакуировать тело погибшего товарища, чтобы вернуть его близким – это риск, который уже никого не спасёт. Только подставит под огонь тех, кто ещё жив. Но и оставлять их там – беда и боль. Но это же не абстрактные «двухсотые». Это те, с кем вместе служил. С кем делил последний сухпай. Кому доверял жизнь. С кем говорил о самом важном там, на грани. И вот они лежат – а ты не можешь их забрать. Даже если они в зоне видимости. Даже если в каких-то десяти шагах… И всё же ты не можешь вернуть тела погибших домой, матерям, жёнам, детям. Потому что выйти за ними – значит с большой вероятностью погибнуть самому или обречь на смерть ещё кого-то. Парень написал об этом. О долге, который крепче брони. О том, что каждый поклялся вернуться – и каждого обещали вернуть. О боли выбора между долгом перед погибшим братом и ответственностью перед живыми. Автора стихов пока найти не могу – обещают помочь, но пока безрезультатно. Надеюсь, он жив и здоров. Когда удастся установить авторство, обязательно укажу его имя. А пока – выношу на ваш суд. Потому что есть вещи, которыми нельзя не поделиться.